Архив за Апрель, 2012

История о поиске души. Юмористическая мистика.

24.04.2012

под дождём1

1. Встреча с Тенью.

Ко мне в окно залезла Тень,
Ей шляться в сумраке не лень.
Устала я и спать хочу,
Ей рожи корча, зло ворчу:
— «Иди своей дорогой «в пень»,
Давно уже прилёг спать день.»

Она же поболтать не прочь :
— «Смотри, какая нынче ночь.
Чего залезла под подушку?
Я тут взяла с собой «чекушку».
Давай расслабимся слегка,
Сыграем что ли в «дурака».

— «Я не «алкашка», не игрок,
Не вешай на меня порок.»
Ну может разве в «подкидного»
Сыграю раз. А что такого?
Но пить не стану просто так,
Без тостОв и натощак.

До утра сидели с Тенью,
Шулера хвалясь уменьем.
Тень азартной оказалась,
До утра со мной осталась.
Обыграв меня не раз,
Смылась подлая под джаз.

Сон пропал, усталость тоже,
Чем-то с Тенью мы похожи.
Вечером её дождусь,
Отыграюсь и напьюсь.
Пусть приходит без причины.
Интересно, Тень мужчина?

2. Пробуждение моей души от зимней спячки.

— Пора с этим кончать! — проговорила я, решительно разрывая темноту громогласным писком. Впрочем, громогласность получилась так себе, да и писк не особо удался. Даже мой давнишний квартирант Комар Комарович, притаившийся в уголке у потолка, захихикал надо мной, пожалуй, громче. Но я дамочка решительная и на всяких насмешников внимания не обращающая. Поэтому упрямо продолжила борьбу с собой, резко откинув одеяло и сев в кровати. Стало холодно. Ноги сами поискали тапочки и, как обычно, не нашли. Мысленно плюнув на тапки, обняла подушку, словно любимую подругу, и задумалась о дальнейшей стратегии и тактике борьбы. Нежные подушечные объятья не согревали, да и борьба назревала не шуточная. Мысль о том, чтобы поднять руки, быстро сдаться на милость победителю, и нырнуть под спасительное одеяло, становилась всё соблазнительнее. Только моё ослиное упрямство и уверенность в том, что «так продолжаться больше не может», не позволяло вернуть своё скукоженное тело в горизонтальное положение.

Вот уже несколько месяцев я была мертва. Оправдание я себе состряпала в лучших традициях медвежьего народа, и берлогу подготовила с комфортом. «Зима!»- оправдала я своё малодушие, честно глядя в глаза, насмешливо сверлящие меня из зеркала. В общем, не долго мудрствуя я суетливо спёрла клок тумана, собрала всю паутину в доме, за что пауки угрожали расправой. И с блаженством, предвкушая небытие, расположилась в темноте, укутавшись пустотой, включив одиночество, отдавшись безмолвию. Умерла, можно сказать, со знаком качества, и придраться будто бы не к чему. Тело настроила в режиме автопилота, задав ему программу необходимых действий. Тело вроде бы не подводило, работало, как часы, и тоже особо не утруждалось. Кормилось, не забывая впихнуть чего-нибудь в вечно голодных гаврошей. Мылось, дабы избежать дискомфорта, и периодически чистило окружающую среду с той же целью. Но в основном оно валялось, желательно укутавшись в что-нибудь большое и тёплое. Душа находилась в благословенной спячке, удалившись ненавязчивой походочкой от износившегося сосуда. Мозг при этом тоже явно отсутствовал, оставив себе в заместителях рефлексы. Они, кстати, неплохо справлялись, обеспечивая общение моей телесной оболочки с окружающей действительностью, порой даже весьма продуктивное. На зимние праздники тело, как положено по-традиции, напилось, а после праздников естественно болело от возлияний, оглашая помещение сдержанными стонами. В общем, умерла я основательно. Думается, многие так же удобно устраиваются от появления на этот свет до полного исчезновения из него же. Тихо, удобно и мухи не кусают.

Только я всё же, что-то не учла. Видимо, одна из извилин в этом теле завалялась и, подозреваю, именно та, что отвечает за память. И стала она меня беспокоить. Вначале изредка, а со временем всё сильнее. Нет-нет, да и напомнит, как порой весело бывало быть живой. К тому же, от людей как ни прячься, прикинувшись невидимкою, а они всё равно замечают. А некоторые так просто беспардонно стучатся и из спячки благословенной выдёргивают, на извилину памяти беспощадно давят, потому как до других чувств, основательно мною упакованных, у пауков потыренной паутиной, не достучаться. Подруга Ева всё больше играми завлекает, будто бы и не выросли мы с нею из возраста песочницы. Волк Советник в письмах о фляге с чудодейственным живительным нектаром напоминает, да о днях былых сражений. Как тут в память о былом нос из под одеяла не высунуть хоть на минуточку. Я, конечно, хнычу в ответ, типа, «умерла так умерла», только покоя всё больше лишаюсь. Миражи вновь преследовать начинают, будто и нет одиночества в пустыне души моей, в той которой она обозначает себя заплутавшей. Потому как бродит в этой пустынной душе и встречается порой воинственная белобрысая подруга, соблазняющая сражениями. Или заглядывает в неё же хитрый Советник в шапке в виде волчьей головы с обвисшим ухом и флягой под мышкой. И уже не убежать мне от тех миражей, да видений. Скучно быть мёртвой. И приходит осознание, что «жить хочу». Вот только крылья куда-то запропастились. Придётся вылезать из берлоги и отправляться на поиски собственной души, умыкнувшей мои крылышки. А тут ещё пятки замёрзли, а из вооружения всего лишь одна извилина на всю голову. Глянула в зеркало. Из него на меня глаза Веткины глядят, насмешливо подмигивая, на пустую голову намекая. Взяла и им язык показала. Пусть не зазнаются. Я и с одной извилиной в «поле воин»!

Осталось лишь определится, в каком направлении начать поиски. Прямо в стену двинуть, или направо, в тень. Можно, конечно, налево, по лунному лучу, но туда без крыльев лучше не соваться, как бы голову с непривычки не «посеять». А то тогда совсем тяжко придётся, ведь извилина именно в голове расположена, а лишаться последнего вооружения уже почему-то не хочется. Можно молодость вспомнить и на метле сигануть, но метлы у меня, к сожалению, нет — запропастилась куда-то. А швабра совсем уж хлипкая, боюсь не справиться с управлением. Таким образом, как бы не был соблазнителен лунный свет, как спутник мёртвой путешественницы, дабы избежать головопотери, придётся удовольствоваться тенью. В стену тыкаться я тоже не решусь. Не известно кто из этой стены мне навстречу выползет. Вдруг ещё какой-нибудь покойник решит за жизнью в путь отправиться. Ещё стукнемся лбами так, что искры замучаемся собирать. Да и пожароопасную ситуацию провоцировать не хочется, потому как за стенкой мои гавроши мирно сопят и о неожиданном желании своей сумасшедшей мамаши: «снова ожить», даже и не подозревают. Вот для них сюрприз будет! Они ведь надеялись, что старушка, наконец, успокоилась и по мирам прыгать перестала. Только горбатого, а в моём случае крылатую, наверное лишь могила исправит, да и то ещё не факт.

Итак, решено, иду через тень. Тем более, что мы подруги давние. Как то пару раз в картишки перекинулись и «чекушечку» раздавили. Я ей, помнится, продула с десяток щелбанов. Ну. так дело давнее, может должок и не упомнит. Только до сих пор меня терзают смутные сомненья. Осталось не выясненным одно обстоятельство. Тень — это дама была или кавалер? Если последнее, то неудобно окажется, что я босая. Тапки, заразы, так и не нашлись. Ах, была не была! Уж очень снова пожить охота. А то мёртвой со скуки сдохнуть можно. Смотрите-ка, а извилина-то работает, ещё не заржавела, даже каламбуры выдаёт. В общем, пора собираться. Тапки так и не нашла, зато подушку прихвачу, всё веселее. Будет с кем поболтать на досуге. Ещё бы одеяло не помешало, но уж больно громоздок багаж. Ладно, сойдёт и так. У меня пижамка тёплая, в цветочек, весёленькая такая. В ней не стыдно и в путь за душой отправляться, и тело не замёрзнет. Теперь, главное, тень отыскать. Можно, конечно, свечу зажечь. Но что той тени от свечи! Даже мне худосочной не протиснуться. Придётся камин разжигать. Что же, если жить захочешь, то ещё и не так расстараешься. Ага,самое главное чуть не забыла. Бокальчик глинтвейна на дорожку, ну и для храбрости, конечно. Не каждый день по теням за душой приходиться шастать. А она у меня не простая, а крылатая. Чувствую набегаюсь я ещё за ней следом. Ну, когда догоню, уж чмокну, на шее повисну и ногами от счастья задрыгаю.

3.Путешествие в тень.

— Ну, это попала, так попала! — проблеяла я, в очередной раз шарахаясь от расплывчатого местного жителя тени. Дымчатые щупальца неопознанного мною субъекта с маниакальной настойчивостью тянулись к моему босоногому тельцу. То ли оно меня пощупать желало, то ли придушить радушно. Проверять как-то не хотелось. Вяло отмахиваясь, прихваченной в качестве компаньонки, подушкой от нежданного мракообразного кавалера я, что называется, упорно «делала ноги», аж голые пятки сверкали.

А как всё благопристойно начиналось! И чего, скажите пожалуйста, мне дома под одеялом не сиделось. Крылья мне, видите ли, срочно понадобились, что бы между звёзд полетать, взбодриться-развеяться. Душа ни с того, ни с сего вдруг потребовалась, сбежавшая от слегка придурошной хозяйки и крылья мои утащившая. А то, что в голове извилин не хватает, я как-то не учла. Вот теперь и бедствую на призрачных теневых дорогах босая да убогая, подушкой от страхолюдных ухажёров отбрыкиваясь, потому как разумных слов они явно не понимают, а известные всему миру подходящие к случаю жесты игнорируют. К тому же ещё хватило ума вырядиться в пижамку цветастую. Ещё бы губы накрасила для полного параду. Местные жители просто проходу не дают, словно мухи на мёд, на меня слетаются и с непонятными поползновениями липнут. Знала бы, так не подушкой вооружилась, а чем-нибудь более существенным. Полотенцем, например, или веником.

А ведь догадывалась, что без приключений не обойдётся. Остатками разума чувствовала. По теням шляться — это вам не к бабке на блины ездить. Да, что теперь-то руками махать. Впрочем, последние пару часов именно этим и занимаюсь. Дрыгаюсь, как эпилептик со стажем, пугаясь каждого встречного-поперечного. Так и заикой стать не долго. Тогда уж точно только с местными джигитами якшаться придётся, потому как настоящие человеческие принцы разбегутся, дружно в кулачок хихикая от такой-то экзотики в моём заикающемся, украшенном нервным тиком, лице. А в начале пути-то храбрилась, грозилась всех плевками зашибить. Хорошо, что свидетелями моей грозности были только дремлющий кот, да пылающий камин, создающий необходимую мне в тот момент тень, в которую я так необдуманно нырнула вниз головою, словно в прорубь. Ушиблась, конечно, порядочно. Шишка на пол головы сверкает теперь всеми цветами радуги. Знатное такое украшение, заместо диадемы будет или короны. Ага, понятно теперь почему местные так ко мне упрямо цепляются. Решили, наверное, что я на их престол покушаюсь, а может, хотят избрать меня правительницей теней. Или приглянулась я им до жути, вся такая нарядная, с шишкой а-ля корона на башке. Такое предложение могло бы мне и польстить. Королевной я уже бывала, так что меня этим титулом не застращать. Это же не лаптем щи хлебать. Только не досуг мне здесь прохлаждаться. Скорее бы уж свою затерявшуюся крылатую душу отыскать. Летать ведь охота. Ну, не рождена я ползать, особенно в этой теневой серости. Пыльно тут и мрачновато как-то. От этой мрачности уже ни один зуб на зуб не попадает. Я не трусиха вовсе. Боюсь вот только до дрожи в коленках. Главное, по возвращении об этом коту с камином не проболтаться. Засмеют и глазом мигнуть не успею. Злые они, к хозяйке без всякого уважения относятся. Хоть бы наябедничать на них кому-нибудь, и то легче бы стало.

Самым неприятным здесь оказалось то, что народу вокруг много, а поговорить не с кем. Я уже молчу о том, чтобы о наболевшем по душам пошептаться. Об этом и с подушкой можно. Ей не привыкать. Однажды как-то волк для общения подвернулся. Не успела я набрать обороты, как смылся подлец, поджав хвост, даже не дожидаясь набежавшей было первой слезы. А я ему так верила, душу можно сказать на распашку пыталась открыть. Все они такие, эти мужские особи. Чуть женщина доберётся до их жилетки со своими соплями, так сразу в кусты. И никакими силами не догонишь, сколько не пытайся, никакими пряниками не подманишь, словно в пространстве испаряются. А жители тени так просто оскорбительно молчаливые. Только глядят так жалостливо, кивают уродливыми рожами, да облизываются. Наверное губы, или что у них заместо губ, на ветру обветрились. Я уже о душе с ними заговаривать и не пытаюсь. Да и неудобно это набегу. Они ведь даже на элементарный вопрос:
— Куда ведёт эта дорога, граждане местные чудики? — ответить оказались неспособные.
Только угугукают, словно дети малые, и всё щупальца свои ко мне тянут. Может, конечно, они мамку свою во мне признали. Только я к сверхплановому материнству не расположена. У меня своих гаврошей хватает. И распылять нежности желеобразным существам я не намерена.

За очередным поворотом ждал меня нечаянный сюрприз. Посреди пыльной теневой дороги сидел дядька, странный какой-то. Я сначала обрадовалась. Надоели молчаливые однообразные местные.
— Ну, наконец-то , — подумалось мне, — будет с кем словом перемолвиться.
Но приглядевшись внимательнее к находке, я с грустью поняла, что душу в откровенном разговоре «за жизнь» отвести не удастся. Дядька был безголовый, в связи с этим вряд ли мог издавать членораздельные звуки.
— Да уж, этому и по агукать не удастся, — расстроилась я окончательно, попятившись с опаской.
Правда, чувство страха как-то незаметно притупилось за время пробежки. Видимо в тенях я уже успела подсознательно освоиться и почувствовать себя, ну почти, как дома. Даже местные пучеглазо-однотипные граждане показались вдруг вполне привычными. А их гугуканье было, в общем-то, довольно милым.

Дядька на дороге пошевелился и тут-таки обнаружилась его голова, удобно устроенная на коленках. Голова повернула в мою сторону усатую ехидную до безобразия морду, и рявкнула на меня без всякого уважения к уставшей путнице:
— Чего шляешься тут, лахудра лохматая?!
Такое обращение стало мне даже очень обидным. Лахудрой меня ещё никто не называл. Я сразу же огорчилась, а от этого ответила не совсем осмысленно:
— Сам дурак!
Нужно отдать дядьке должное. Он не рассердился, решив видимо, что я «с приветом», а на таких обычно не обижаются. Поэтому, утратив ко мне всяческий интерес, дядька равнодушно отвернул голову, буркнув мне недовольно:
— Проваливай от седова, а то в угол поставлю.
Наличие в тенях «угла» меня очень даже заинтересовало. Вдруг там моя заблудшая душа прикорнула, намаявшись бестелесною. Я с новой силой возжаждала воссоединения с беглянкой. Поэтому сразу же прицепилась к безголовому:
— Дяденька, а дяденька! Поставьте меня в этот угол поскорее.
Дядька, решив не связываться, только рукой махнул в нужном направлении. Куда я поспешно направилась со всей своей молчаливой свитой, не забывая помахивать подушкой, чтобы местные красавчики к моему телу сильно не прижимались. Видя моё отступление, безголовый отчего-то подобрел и кинул в след странный совет:
— Эй, придурошная! Ты только прямо не ходи. Я там уже был. Вообще ничего интересного.
Я от него нетерпеливо отмахнулась, но совет прихватила на всякий случай. Мало ли, может и удастся куда-нибудь пристроить.

Углом оказалась здоровенная каменюка, лежащая на перекрёстке теневых, не первой свежести, дорог.
— Да, прибраться бы в этих тенях не помешало,- вздохнулось мне, потому как новая пижамка в цветочек совсем уж запылилась. Скоро и сама стану серою, как привидение. И так уже местные за свою принимают, агукают всё любезней и доброжелательней. Не велика честь, конечно, но доброе «агу» и кошке приятно.

На странной этой каменюке обнаружилось, после тщательного её изучения, витиевато накорябаное послание.
— «Прямо пойдёшь — головы лишишься, направо пойдёшь, так от смеху помрёшь, а налево не ходи — нечего тебе там делать.»
Я поразмышляла и так, и этак. К «прямо» сразу же дядькин совет применила. Гляди же и пригодился всё-таки. Не люблю я как-то без головы находиться, я ведь с собой даже сумку не прихватила, а в руках башку таскать замучаюсь. Веселиться, тоже была не расположена в данный момент. Да и надоело мне направо ходить. Всю жизнь ведь только «направо», как порядочная. Пора, видимо, проверить, чего там такое «налево» делается, куда ходить не велено. К тому же не уважаю я всякие запреты. Не родилась ещё та каменюка, которая мне указывать будет.

В общем, определилась: налево, так налево. Тут я немного даже расслабилась. Хорошенькое местечко оказалось это «лево». Дорога почище прочих, между прочим, весело петляла, плавно превращаясь в лесную тропинку. Весёленькая такая тропка, украшенная кудрявыми кустиками. А в кустиках местная живность резвится, зазывно мне пищит, наверное познакомиться поближе хочет. Свита моя по этим самым кустам разбежалась. Устали бедные граждане за мной топать. А может, местность приветливая понравилась, так решили, наконец, на ней осесть. Начало оседлого образа жизни — это, насколько я помню, путь к цивилизации. Может даже разговаривать начнут. На обратном пути не забыть бы их навестить. Вдруг всё же удастся членораздельно пообщаться, а если не успеют за это время речью обзавестись, так тоже ничего. Помолчим душевно, знакомство вспомним.

Не заметила, как в тёмном лесу оказалась. Я деревья очень даже уважаю, но не в таком же количестве. Стоят мрачной стеной, как часовые на посту. Иди и догадывайся, чего такого ценного охраняют. К счастью, тропа вскоре привела к уютненькой полянке. А на ней два самых настоящих рыцаря сражаются, сверкающими латами позвякивая, мечами размахивая. Я сначала залюбовалась средневековой этой картиной. А после засмущалась своего неподходящего эпохе убранства. От недостатка ума неожиданно «Красной шапочкой» прикинулась. Шишка на голове к этому времени как раз краснеть и чесаться начала. Может, издалека на панамку похожей покажется. Смущённо, лёгким покашливанием попыталась привлечь внимание рыцарей к своей скромной персоне, но они к моему огромному огорчению игнорировали эти мои попытки пообщаться. Да и шум от схватки стоял изрядный. Прикидываться великосветской дамой мне быстро надоело, и я поднатужившись, пискляво проорала:
— А чего это вы тут такое делаете?! А?! — из-за некоторой моей растерянности данный вопрос, к сожалению, не характеризовал меня отмеченной ни особым умом, ни сообразительностью.
Рыцари ответили кратко, не прерывая свой турнир ни на мгновение:
— Топай от сюда дамочка, не мешай!

Да уж, вывод очевиден. В средние века уровень культуры общения оставлял желать лучшего. «Дамочкой» всё же быть было приятнее, чем лахудрой. Что же, каменюка с каракулями не соврала, делать мне здесь, действительно, было нечего. Стало быть, придётся снова возвращаться к «углу», потому как по тёмному лесу шастать мне не улыбалось. Была ещё хрупкая надежда встретить в нём всё-таки серого волка. Я ведь ему самого интересного не успела рассказать. Но, вспомнив о его пренебрежительном отношении к моей искренности, решила зря ноги не трудить. Всё равно коварный снова в кусты убежит. К тому же, ноги были уже достаточно натружены этим пыльным путешествием, а голые пятки так те просто горели адским огнём и молили о пощаде, или хотя бы кратковременном отдыхе. Тут очень кстати в мою не особенно наполненную в данный момент голову пришла спасительная идея. Каким образом её туда занесло ? Я догадаться так и не смогла. Может, случайно заблудилась и мою с чей-то другой головой перепутала. Впрочем, это не важно. Главное, что идея оказалась в моей ушибленной голове очень даже кстати.

— Если есть рыцари,- с натугой размышляла я, преобразуя идею в слова,- значит у них должны быть рыцарские кони.
Ещё не додумав идею, как следует, я уже торопливо отправилась на поиски этих самых коней, которые могли, или хотя бы один из них, доставить меня в необходимое мне место, так сказать, с ветерком. Как договариваются с конями о транспортировке уставших тел? В этот момент я об этом вопросе как-то не задумалась, наверное, решив решать проблемы по мере их возникновения. Рыцари дрались, по-прежнему, меня не замечая. Это оказалось чрезвычайно удобно, так как любое внимание с их стороны могло отвлечь от столь важного мероприятия. Взяв с них пример, я тоже перестала замечать дерущихся, сосредоточившись на поиске их коней. Лошади нашлись довольно быстро. Они обнаружились за ближайшими кустами, лениво пощипывая пыльную теневую травку. Сами они выглядели также пыльно и мрачно, как и всё вокруг.

Серое вообще не мой цвет. А такое его изобилие нагоняет просто смертельную тоску. Я как-то вдруг сильно заскучала за домом и, долго не раздумывая, поведала своим новым собеседникам душещипательную историю о том, «как я докатилась до жизни такой». И так стало мне себе жалко, такую всю пыльную, босую, лохматую, жалующуюся на несправедливость судьбы двум совершенно посторонним рыцарским лошадям посредине теневой дороги, что я незамедлительно начала хлюпать носом. Как всякие себя уважающие настоящие рыцарские кони, не терпящие женского нытья, мои собеседники незамедлительно капитулировали. Решили, видимо, пока хозяева развлекаются, избавится от меня побыстрее. Поэтому, к своему огромному разочарованию, мне снова не удалось досказать всё, что накипело. Не успела я и глазом моргнуть, как оказалась в известном уже «углу», а собеседников и след простыл.

Немного погрустив о равнодушии людском и конском, я почувствовала избыток печали в уставшем организме. Вспомнив о том, что «направо» раздают веселье, решила направится туда, дабы основательно утешиться. Предупреждение насчёт смерти я как-то пропустила мимо ушей, всегда была несколько рассеянной, а в подобных переживаниях и вовсе трудно сосредоточится. Очередная серо-пыльная дорога привела меня к озеру. Я тут же задалась вопросом:
— А рыба тут водится?
Есть у меня такая слабость к рыбным блюдам. Ответ последовал незамедлительно:
— А как же. — Хихикающий девичий голос меня ужасно заинтриговал.
Приглядевшись к озеру, я заметила каких-то подпрыгивающих в пыльно-серых водах существ. Сначала решила, что это дельфины. Ну и что, что они только в море водятся. А может это особый вид, типа, дельфины озёрные. Но когда хихикающие существа приблизились, оказалось, что они даже не рыбы, а симпатичные русалочки. Я вздохнула с облегчением, обрадовавшись встрече с сёстрами по разуму. Русалки гостеприимно предложили поплавать. Отказываться было неудобно, да не очень-то и хотелось. Правда, вода озера всё же вызывала смутные сомнения своей серой вязкостью. А перспектива бултыхаться в грязи особо не радовала. Хозяйки озера проявили настойчивость, соблазняя морем веселья. Я по-глупости поддалась уговорам и решила разок нырнуть, рискуя окончательно испачкать свой цветочно-спальный наряд. Увидев меня совсем близко у воды, русалочки жадно протянули ко мне свои серые ручонки. Наверное, хотели помочь не утонуть. Честно сказать, плаваю-то я не очень.

Окунуться так и не удалось. Я даже огорчилась, потому что уже вроде как настроилась. Но кто-то решительно вытащил меня из озера, грозно крикнув весёлым его жительницам, словно кошкам:
— А ну, брысь!
Русалок, как ветром сдуло. Нарушителя идиллии я узнала сразу. Серая, скажу вам, личность эта Тень. Фигура вроде человеческая, а не разберёшь, как выглядит. Я притихла, словно мышь, не желая напоминать, что задолжала Тени десяток щелбанов. В очередной раз пообещала себе мысленно, что больше уж никогда в карты с Тенью играть не сяду. Но приятель про должок заговаривать не стал, хотя сердит был не на шутку:
— Тебе, Ветка, жить надоело?! С какого перепугу ты в тень забралась? И зачем добровольно к русалкам в озеро полезла? Не самая приятная смерть от икоты.
Я неловко, сбивчиво оправдывалась :
— Ну, чего ворчишь? Я же только поплавать чуток, чтобы их не обидеть.
— Ага, понятно,- захихикал Тень. — Чтобы не обидеть русалок, ты согласилась умереть. И поэтому припёрлась в тень.
— Да не собиралась я умирать,- рассердилась я. Хотя сообразив, наконец, что русалки каким-то образом опасны, поспешила отойти от несимпатичного озера подальше. — Я свою душу разыскиваю. Она у меня крылья спёрла, а я летать хочу.- Найдя благодарного слушателя, я заревела в три ручья.
Но Тень в носовой платок обращаться не спешил:
— Не хнычь. Душа твоя у тебя в пятках. Иди домой, душ прими, а-то уже сама на серую тень стала похожа.
Я Тени поверила. А чего ему меня обманывать? Но поспешила полюбопытствовать:
— А чего это душа в пятки ушла?
— Откуда же мне знать? Может со страху, или через лень. Давай, сама со своей душой разбирайся.
Но отделаться от меня не так-то просто:
— А крылья тогда где?
— А крылья, милая, ты сама потеряла. И нечего на душу наговаривать. Может, от этого она у тебя в пятках сидит.- Тень был суров, но справедлив.
Я совсем пала духом:
— Как же мне теперь без крыльев-то? Не полетать и по крышам даже не побегать.
Тень меня ласково за плечики приобнял, утешая и тихонько в сторону дома подталкивая.
— Крылья, вообще-то, можно вырастить.
Слабое утешение, но уж лучше, чем совсем никакого.

Хорошо дома. Камин трещит , кот дремлет, гаврошики сопят. Даже отмытая душа из пяток нос высунула. Вспомнила, наверное, про то, что на обиженных воду возят. Уж как-нибудь договоримся мы с нею. Чай, не впервой ссоримся. Ещё бы крылышки, ну хоть малюсенькие. Тень в утешение подарил мне надежду. Так себе, конечно, подарочек. Но не отказываться же от халявы. Остаётся теперь сидеть и надеяться, всё равно больше делать нечего. Вот только об одном я вновь спросить позабыла:
— В конце концов, Тень женщина или всё же мужчина?

Ковбой.

17.04.2012

салун

Сильвия споткнулась под ним три раза кряду. И это на почти ровной, без особых ухабов, тропе! А она ведь не какая-нибудь столетняя кляча. Сильвия — кобыла молодая, да ещё и красотка, каких поискать: ноги тонкие, взгляд с поволокой, рыжая грива — длинная, пушистая и шелковистая.

Что же, видит Бог, он, Чик Честер, — искатель приключений и защитник обиженных, искренне хотел отомстить за вдову Джастина Скотта. Он ведь почти догнал маленького Рика, который ограбил бедняжку, и даже, вот сволочь, не прикоснулся к ней. Последний факт особенно возмущал Мирру Скотт, которая считала себя ещё очень даже соблазнительным кусочком.

Честно говоря, Чик понимал Рика. Он бы тоже бежал, как ошпаренный, от внушительной тётки, которая только и мечтала, что наложить свою пухлую ручку на свободу джентльмена удачи приятной наружности.

Но Сильвия споткнулась, и преследование пришлось прекратить. Чик был рисковым парнем, но не сумасшедшим, чтобы не обращать внимания на столь верную примету. Можно сказать, сегодня маленькому вору обломился неплохой подарочек, — где-то около 500 фунтов, — к его тридцатилетию. Ребятки славно погуляют сегодня ночью в салуне у Хьюго. Чик тоже намерен заглянуть туда, и поздравить Рика. Это же надо дотянуть до таких внушительных лет, и при его-то образе жизни!

Хотя он, конечно, везунчик, этот Рик Малыш. Вот и сегодня кобыла Чика явно подала знак, что нет смысла гоняться за «ветром». Не зря же Малыш был пухлым, невысоким и
похожим на колобка. Он катился по жизни, без обязательств и проблем. Догнать такое
перекатиполе было, ох как, непросто.

К сожалению, Чик просто не мог отмахнуться своей широкополой шляпой от вдовы, стенающей о своей пропаже. Репутация у него была не та, чтобы от обиженных и ограбленных шляпой отмахиваться. В общем, он сделал всё, что мог. Даже горластая Мирра не может ничего ему поставить в упрёк. И слепому Джо было видно, что это дело заранее проигрышное. А тут ещё и Сильвия чётко это подтвердила. Так что, вдове придётся отстегнуть Чику обещанную сотню. Точнее, её половину. Чик Честер — честный парень. Он не станет обирать бедную женщину. И если не смог преодолеть весь путь до преследуемого им объекта, конечно, по независящим от него причинам, а проехал только половину дороги, поэтому и возьмёт за свою помощь только половину обещанной суммы.

Правда, одно сомнение червем застряло у него в душе. Мирра собиралась расплатиться из возвращённых денег. Но денежки-то остались у Малыша.

Чего-то Чику не очень хочется возвращаться обратно на ранчо к вдове. Уж очень она красноречиво на него поглядывала, когда подсаживала на лошадь, и благословляла на
очередной героический поступок. Её басовитое хихиканье и стрельба глазами Чика совсем не удивили. Он знал, что хорош собой, и пользуется популярностью у женского пола.

Чик был блондином. Высокий, смуглый, голубоглазый, мускулистый блондин. Да, дамочки всех мастей просто визжали от восторга, только его увидев. Многие давно приготовили лассо на его шею. Только они, бедняжки, не знают, что он давно женат. Чик женат на Свободе. А Свобода — леди ревнивая, да и любовь у них взаимная. Чику Честеру быть вольным, как птица, по сердцу. И никакой красотке не поселиться в его упрямой душе. Даже синеглазой Элейн. А ведь она единственная не смотрит в его сторону. Конечно, у её отца одно из самых больших ранчо в Техасе. Поэтому вокруг белокурой красотки всегда кавалеров, как мух. Так бы взял свой кольт, и устроил отстрел приставучих ковбоев.

Взял бы, если бы он у Чика был. Только отцовское наследство сейчас у шерифа, и возврату будто бы не подлежит. Собственно сам виноват, никто не заставлял напиваться на спор с дружком Мики, и устраивать пальбу по индейцам. Собственно, никаких индейцев у салуна Хьюго не наблюдалось, если, конечно, не считать слепого Джо, который так давно сидит на единственной пыльной улочке Форестшира, что стал уже одной из её достопримечательностей. Таким образом, кроме кнута, которым Чик владеет в совершенстве, — ну должен же он хоть чем-то в этом мире владеть, у него больше ничего не было.

Ах, да! Ещё Сильвия! Но она, вообще-то, не его собственность, и позволяет на себе ездить исключительно по большой дружбе. Когда-то Чик нашёл её раненую с убитым всадником. Неизвестного с пулей в виске пришлось похоронить. А Сильвия выжила, и с тех пор выручает его, когда приходится быстро мчаться по дороге, вот например, как теперь. Правда, Чик ещё не определился с целью этой бешеной скачки: догоняет он всё же малыша Рика, или убегает от вдовы Скотта, которая давно на него глаз положила. А если он догоняет коротышку, то собственно зачем? Убить или поздравить ? А может объединить это в одно? Ну сначала поздравить с юбилеем, а потом уже убить. С пятью сотнями можно было бы попробовать подступиться к неприступной крепости по имени Элейн, которая даже не собирается прожигать его мятежную душу своими глазами цвета
неба. А что?! Хорошая идея! Рик достаточно пожил, пора бы ему уступить дорогу Чику.

Сильвия фыркнула. Ох, уж и мечтатель этот Чик! Вот всё ему возьми, да подай: и Элейн, и Малыша, и 500 фунтов. И всё это даже без кольта! И что бы он без неё делал, дурачок? Вот сейчас отвезу его в салун, пусть мозги прочистит. Зачем виски были придуманы? Именно для такого случая! Чтобы спускать мечтателей на землю, пусть даже и в прямом смысле этого слова. Ничего, отлежится чуток, и к утру поумнеет. А уж она, Сильвия, сумеет о нём позаботиться.

Вдова, кстати, не самый худший вариант, если учесть, что к ней прилагается ещё и ранчо. Свобода, свободой, но и о завтра надо подумать. Сильвия устала сбивать копыта на дорогах. Пора уже Чику остепениться. Всё равно ведь без кольта далеко не уедешь, сколько не размахивай своим кнутом. Так что, пусть погуляет напоследок, а очнётся уже в объятьях вдовушки, и никуда от нас её ранчо не денется. Сильвия ведь добра Чику желает. И он это обязательно когда-нибудь поймёт.

Чик Честер, ещё даже не догадываясь, что судьба его уже решена, остановился у салуна, ощутив внезапную и настоятельную жажду. Все мысли тут же выветрились из его кудрявой головы. Соскочив с лошади, он, беззаботно посвистывая, ударом ноги распахнул слегка перекошенную дверь знакомого заведения.